— Сровняйте город с землей, капитан! — крикнул Энсор, перекрывая рев пурги. — Разрушьте его! Сжечь всё!
— Сжечь всё… — бессмысленно повторил Вендрэйк.
— Кроме церкви, её оставьте мне.
— А люди? — Хардин слишком устал, чтобы приказ мог шокировать его.
— Их тоже сожгите.
— Я не понимаю, — и он слишком устал, чтобы попытаться понять.
— Так будет лучше для всех, капитан.
Хардин засомневался лишь на мгновение.
— Правда? — переспросил конфедерат. Но, похоже, он слишком устал, чтобы волноваться о происходящем вокруг, поэтому даже не запомнил, что ответил Катлер. Даже не запомнил, ответил ли Катлер вообще.
Зато Вендрэйк помнил, как повел «Серебряную бурю» в Троицу и предал городок огню. А когда местные набросились на кавалеристов и их железных скакунов с топорами, тесаками и даже столовыми ножами, он предал людей мечу. Хардин не чувствовал ярости врагов. Холод сделал его неуязвимым для сомнений.
Отстраненность исчезла, когда безумец с лицом, словно вылепленным из теста, прыгнул на его шагоход с оседающей крыши. Противник выл от бессильной ярости, колотя по кабине «Часового», а потом прижал лицо с растекшимися чертами к лобовому стеклу. Прижал так сильно, что оно начало разваливаться на части.
Что, лицо или лобовое стекло?
Вендрэйк, заблудившийся между холодом и сном, не понимал, где заканчивается плоть врага и начинается фонарь кабины. Капитан осознавал только, что не должен дать злобному распаду коснуться его, и отчаянно пытался стряхнуть вырожденца, но тот вцепился в шагоход, как пиявка. Безумные глаза нападавшего пылали яростью и надеждой, словно маяки черного света в круговороте стеклянистых черт.
А потом лобовое стекло начало прогибаться внутрь…
— Говорит «Бель дю Морт», — внезапно затрещал вокс.
И с этими словами мир отключился, словно засбоивший механизм. Звуки боя отдалились и умолкли. Лицо снаружи-внутри кабины отвердело и замерло, превратившись в измученную скульптуру на фоне застывших языков пламени, пожиравшего город.
— Леонора… — прохрипел офицер, смутно понимая, что это новый поворот кошмара. Нечто, чего он ещё не испытывал.
— Иная ночь, иной убитый город, — пропел голосок его мертвой протеже и любовницы. — Скажи, Хардин, какая резня тебе понравилась больше?
— Так было нужно, — произнес Вендрэйк, почти уверенный, что говорит правду. Ведь кто-то важный однажды сказал ему это? Наверное, Катлер. Или бедный мертвый Элиас Уайт…
— Я не об этом спрашивала, Хардин.
— Тебя не может здесь быть, Леонора. Ты присоединилась к полку после окончания войны. Тебя даже не было в Троице.
— Но ты-то здесь, милый Хардин, и это всё, что имеет значение.
— Не понимаю, — ответил капитан, который не мог отвести глаз от чудовища, вдавленного в лобовое стекло. В глазах существа застыла ярость, словно насекомое в кусочке янтаря; это было нечто ненасытное, извивающееся, и оно жаждало выбраться наружу, чтобы устроить гнездо в голове арканца.
— Не понимаю… — шепотом повторил он.
— Потому что пересидел в седле, — мертвая девушка захихикала, развеселившись от немудрящего каламбура. — Не старайся слишком сильно. Это как глядеть на солнце: посмотри прямо на него и ослепнешь, но зацепи уголком глаза — и увидишь истинную суть вещей.
— И в чем она состоит?
— В том, что ты всегда был слепцом и всегда будешь им! — её смех напоминал шорох гнилого бархата. — Мир сломан, и его не починить. Все вопросы бессмысленны, а бессмысленность — наша единственная надежда.
— Ты не… Леонора, — Вендрэйк едва мог сплести вместе мысли, не говоря уже о словах. Он дрожащей рукой потянулся к табельному пистолету, прикрепленному клейкой лентой на приборную панель.
— Не будь таким жестоким, Хардин! — пожурил его призрак. — Но это неважно: когда мы встретимся, ты узнаешь меня.
— Это… ложь, — капитан обхватил рукоять пистолета.
— Конечно же… нет! — снова захихикала девушка. — В любом случае, я иду за тобой. Похоже, у нас всё-таки была настоящая любовь…
Оторвав пистолет от приборной доски, Вендрэйк направил его между безумных глаз, застывших внутри лобового стекла.
— Ой, да ты же не хочешь этого делать! — заявила она. — Верно?
Хардин не знал, но всё равно нажал на спуск.
Двое всадников «Часовых», которые стояли в дозоре на берегу, услышали несчастные вопли, доносившиеся из машины Вендрэйка, но не обратили на это внимания и не вмешались. Все уже привыкли к ночным кошмарам капитана.
День 69-й — Клубок: Плавание мертвецов
Вендрэйк, встреченный мною сегодня утром, выглядел как свихнувшийся призрак самого себя, а из его глаз чуть ли не сочилась Слава. Капитан не упоминал Троицу, но я знал, где он провел сегодняшнюю ночь, будь то во сне или наяву. Сомневаюсь, что без дозы плесени Хардин смог бы ровно ходить, не говоря уже о пилотировании «Часового». Его внешний вид шокировал Рив, а мне было просто наплевать. Раньше я пожалел бы о наркозависимости офицера, сделал бы ему выговор или даже расстрелял, но сейчас такие вещи больше не имеют значения. Если кавалеристу нужна Слава, чтобы привести меня к Энсору Катлеру, то пусть будет так.
И он ведет меня…
«Часовые», идущие по берегу реки, указывают дорогу канонерке. Они яркими тенями мелькают в темных, спутанных зарослях, уверенно находя путь в переплетениях Клубка. Всадники научились отыскивать тайные проходы там, где люди менее опытные — или менее проклятые — видели бы один только хаос. И мы следуем за ними, идем по Квалаквези в плавучей могиле, сократившись числом и почти без припасов…