Как только «литургия» Карьялана закончилась, к нему вернулся рассудок, и летиец вспомнил, что я — его последняя надежда выследить отступников. Со смесью враждебности и любезности адмирал удовлетворил мой запрос на судно типа «Тритон», канонерку-амфибию, способную вести боевые действия в обоих стихиях. Отличная вещь и большая редкость на Федре; будь у нас больше таких кораблей, мы могли бы уже давно выиграть эту войну. Мне уже думается, что именно поэтому «Тритонов» здесь так мало…
В привычной летийской манере, наша канонерка названа «Покаяние и боль». Не стану отрицать, имя подходящее.
— Я им не доверяю, — прорычала Рив, указывая на солдат в алой броне, которые рыскали по палубе внизу. — Ставленники порченого еретика!
— Еретика, что считает себя мучеником во имя Императора, — заметил Хольт. — Слушай, кадет, это не вопрос доверия. Корабль принадлежит летийцам, мне пришлось взять их экипаж. Кроме того, мы не смогли бы управлять канонеркой вдвоем.
Они стояли на верхней палубе и наблюдали за тем, как корсары-покаянники тяжелыми шагами перемещаются по кораблю, с жестокой целеустремленностью выполняя те или иные задачи. На борту было восемь здоровяков-фанатиков, бритоголовых, покрытых татуировками головорезов, увешанных благочестивыми оберегами и тотемами. Айверсону эти парни больше напоминали ульевых бандитов на стероидах, чем профессиональных солдат, но их снаряжение утверждало обратное. Каждый корсар носил нательную броню с зубчатыми наплечниками и конический шлем с боковыми «плавниками», указывавшими на принадлежность владельца к морскому флоту. Вместо лазганов стандартного образца летийцы были вооружены мощными хеллганами, которые подсоединялись к гофрированным наспинным ранцам, похожим на раковины.
Корсары, по мнению Айверсона, соответствовали бойцам ударных отрядов более вменяемых полков, но элитные воины Летийских Мореходов имели склонность к лихорадочным молитвам и самобичеванию. По счастью, к боевой дисциплине они подходили так, словно сам Император дышал им в затылок: никогда не расслаблялись в дозоре и стояли на огневых позициях левого и правого борта, словно на службе в храме.
Более прозаичные заботы — управление кораблем и уход за двигателями — ложились на плечи смиренных мореходов-покаянников. Хольт точно не знал, сколько этих исхудалых матросов на борту канонерки, но думал, что не меньше двадцати. Все они, немытые архаровцы со спутанными волосами, почитали корсаров будто святых рыцарей. В ответ достопочтенные господа обращались с матросами, как с рабами, постоянно шпыняли и избивали их. Такие проверенные на практике взаимоотношения Айверсон наблюдал бессчетное количество раз. Они могли оказаться прочными, как многослойная сталь, или ломкими, как гнилая доска.
— Как они могут верить, что подобное отродье служит Богу-Императору? — усмехнулась Изабель.
— Сам Карьялан верит в это, — ответил Хольт, с любопытством глядя на девушку. — Кроме того, он ставленник Небесного Маршала, разве тебе этого мало?
Рив резко взглянула на него.
— Да, сэр, мало.
— Но значок, который ты носишь, утверждает обратное.
— Этот? — Изабель ткнула в серебряную вещицу на лацкане, и на её лице проступило понимание. — Так вот почему вы не доверяете мне?
— Я такого не говорил, кадет Рив.
— А вам и не нужно было, — девушка смотрела на Айверсона с вроде как настоящей горечью. — Небесный Дозор для меня ничто, но, со всем уважением, сэр, вы же звездник.
— Семь Преисподних побери, ты о чем, кадет?
— Комиссар, вас направили на Федру из… из какого-то другого места, — Рив неопределенно указала в небо. — Вы прибыли сюда в высоком звании, с наградами, но я родилась в грязи и крови этой войны, ещё одна соплячка среди тысяч детей Гвардии. Мне неизвестны другие миры. Здесь нет Схолы Прогениум, только академии Небесного Дозора, и это единственный путь наверх для таких, как я.
— Но тебя тренировала Ломакс?
— Только потому, что я из Небесного Дозора! — фыркнув, Изабель сорвала значок с лацкана. — Но если они убили верховного комиссара, мне с ними больше не по пути.
— Осторожнее, Рив.
— Хватит с меня осторожности.
Равнодушным движением пальцев она выбросила значок за борт и удалилась. Айверсон, нахмурившись, смотрел Изабель в спину.
Ты почти поймала меня, девчонка, но снова переборщила в конце.
Гримаса на лице комиссара сменилась кислой улыбкой, когда он заметил Бирса, стоящего в дозоре на носу канонерки. Старый призрак не оборачивался к Хольту, внимательно наблюдая за мрачной береговой линией Долорозы Вермильоновой, которая проступала на горизонте. Семь долгих месяцев назад 19-й Арканский высадился здесь и угодил прямиком в ад.
Куда бы вы ни пропали, братья, знайте, что я последую за вами.
Улыбка вскоре пропала с лица комиссара: оказалось, аугментическую руку заклинило, и он намертво прицепился к бортовому лееру.
День 10-й — Вермильоновый пролив: Изуродованный человек
Я вернулся в Трясину, и призраки вернулись ко мне, один за другим прокрались обратно. Ни минуты не сомневался, что так и произойдет. Всё правильно и неоспоримо, ведь командующий Приход Зимы жив, и мое покаяние ещё не свершилось. К счастью, возвращение призраков даровало мне странную ясность понимания, и теперь я уверен, что охота на заблудших сородичей — часть более великой миссии. Не может быть случайным, что наши дороги протянулись среди звезд и сплелись в одну посреди Клубка Долорозы. Каким-то образом Энсор Катлер станет ключом к моему спасению. Каким-то образом он откроет дверь, за которой ждет Приход Зимы.