Каста огня - Страница 48

Говорили, что человек может пересечь по Квалаквези весь континент, но исповедник сомневался, что многие сумели бы осуществить подобное путешествие, поскольку в глубине материка единое русло разделялось на множество переплетенных притоков. Этот лабиринт, в котором заблудившийся странник мог вечно описывать круги, назывался Клубком Долорозы. Однажды Йосив вошел туда и вернулся, но часто спрашивал себя, действительно ли он покинул Клубок.

Пока канонерка плыла сквозь укутанную дымкой зарю, мысли Гурджиефа возвращались к тому безумному странствию. Шел первый год пребывания летийцев на Федре, и адмиралу Карьялану потребовались добровольцы для рекогносцировки незаселенных земель в тылу врага. Опасная работа, но Йосив, тогда только что произведенный в лейтенанты, мечтал сделать карьеру. Изображая одинокого паломника в поисках просвещения, мореход втерся в доверие к племени кочевников, называвших себя «ниррода». Даже по меркам Федры они были вырожденцами, но поверили в ложь разведчика и позволили ему присоединиться к скитаниям в долине Квалаквези.

И, со временем, легенда Гурджиефа из прикрытия превратилась в чистую правду, ибо в глубине Клубка все мысли о шпионаже и войне забылись, словно потускневшие сны после пробуждения, и больше ничего не имело значения, кроме похода в поисках Истины Бога-Императора.

Время странно текло в том серо-зеленом чистилище. Йосив вспоминал годы терзающего душу отчаяния, что перемежались ускользающими мгновениями экстаза. Он исследовал заброшенные долины, в которых обитали гигантские первобытные звери, блуждал среди полузатопленных руин дочеловеческих цивилизаций, рядом с которыми Раковина выглядела, словно современный мегаполис. Глубоко в коралловом сердце планеты летиец вступал в схватки и дискуссии с демонами, не зная, истинны они или рождены безумием, и не понимая, есть ли здесь разница.

Самой странной оказалась встреча с одиноким воином тау, который брел через джунгли в громоздком боескафандре. Судя по сетке трещин на потускневших керамических пластинах, его броня видала лучшие дни, но ксенос без труда мог уничтожить Гурджиефа, и потому паломник не стал проявлять враждебность. Вместо этого Йосив попытался узнать тайну чужака, доспех которого был выкрашен в багровую крапинку, а не ярко-белый и полночно-черный цвета армии Прихода Зимы. Летиец понятия не имел, к какой группировке принадлежал чужак, но пятиконечная звезда на нагрудной пластине выглядела, как личный герб, что выдавало в тау почтенного воина.

Они говорили, как два собрата-паломника, делились историями и пытались разобраться в невероятных сплетениях Клубка. Чужак был солдатом, как и Гурджиеф, затерянным во времени и пространстве, но по-прежнему верным миссии, которая привела его в дикий край. О сути её ксенос особо не распространялся, но Йосив сумел понять, что воин охотится за бандой изменников, названных им «Пожирателями гнили».

— Дикари обернулись против нас, вырезали моих товарищей, — объяснил тау. — Поглотили нашу плоть.

— И всё же ты выжил?

— Я… Да… Я выжил. Должно быть, так, — но ксенос выглядел неуверенным.

Когда летиец вежливо осведомился о касте чужака, заранее зная, что перед ним воин огня, тау пришел в замешательство. Наконец, он ответил «Дым», и Гурджиеф не почувствовал лжи в словах собеседника — хотя даже молодой лейтенант знал, что у синекожих только пять каст, и «Дыма» среди них нет.

Они расстались без происшествий, не друзьями и не врагами, что само по себе было загадкой. Впоследствии Йосив сообразил, что таинственный воин не назвал ни своего имени, ни звания.

Десятилетия спустя Гурджиеф вернулся из Клубка и обнаружил, что отсутствовал меньше года. Он не мог снабдить адмирала Карьялана ни картами, ни информацией о враге. Вместо них будущий исповедник принес командиру семена откровения, вместе с иными, более странными семенами, которые вскоре пустили корни в теле Вёдора. Это были прожорливые грибковые споры, без ведома Йосива осевшие на нем во время странствий в сердце Клубка. Когда его возлюбленная Наталья также налилась заразой, лейтенант сперва впал в отчаяние, но затем возрадовался её страданиям. Так, шаг за шагом, приняло форму кредо Гурджиефа: человечество рождено в проклятии, и достичь искупления можно лишь путем священных страданий во имя Бога-Императора.

— Отступники, они наблюдают за нами, — произнес стоявший рядом комиссар, возвращая Йосива в настоящее. — Я видел, что арканцы подглядывают из руин и убегают, как крысы.

— Они знают, что сбились с пути истинного и должны предстать перед судом Императора, — печально ответил исповедник.

— Император, Он обвиняет, — с глубокой искренностью отозвался комиссар.

«Да, так Он и делает, — мысленно согласился Гурджиеф. — И сегодня Он обвинит этого мятежного полковника, этого Энсора Катлера».

Командир арканцев с презрительным высокомерием не стал высаживаться на палубу «Могущества» и лишил адмирала драгоценных доноров, из-за чего несчастного Вёдора едва не хватил удар от бешенства. Такое оскорбление было тяжким само по себе, но победа Катлера в Раковине подняла волну беспокойства, которая докатилась и до Небесного Маршала. По правде, исповедника совершенно не интересовали таинственные планы Зебастейна Кирхера, но тот пригрозил Карьялану отставкой, если адмирал не прижмет конфедератов к ногтю. С этим Гурджиеф смириться не мог: ничто не должно помешать священному мученическому паломничеству его господина.