— Вы не дурак, полковник! — откликнулся Уайт. — И ещё не прокляты, если мне позволено заметить.
Наступило молчание, а затем раздался смех, глубокий и горький. Кроме того, в нем звучали какие-то нотки, мало интересовавшие Элиаса.
— Тащи сюда свою тощую задницу, старина. Есть одна вещь, которую ты должен увидеть.
Теперь в голосе полковника сквозило искреннее веселье, и Уайт покачал головой, заранее уверенный, что не сможет подобрать нужные слова и переубедить командира.
Когда майор подошел к окну, ведьма отошла в сторону, скрывая лицо под темным сводом капюшона с чадрой. Энсор Катлер по-прежнему напряженно метался из стороны в сторону, от звезды к звезде, яростно сжимая и разжимая левую ладонь, не снимая правой с навершия сабли. На спине полковника висела широкополая шляпа, которая подскакивала в такт каждому шагу. Судя по черным пятнам на жакете из сыромятной кожи, он так и не почистил одежду после кошмара в каюте № 31, а на правой ноге виднелся глубокий порез от хлесткого удара шипастым щупальцем. Впрочем, Уайт знал, что бессмысленно советовать Катлеру показаться медику. В последнее время бессмысленно было вообще что-то советовать полковнику. В последнее время он слушал только ведьму.
— Посмотри наружу, Элиас, — произнес командир, не сбиваясь с неистового ритма шагов.
Уставившийся в стекло майор увидел раскинувшуюся под кораблем серо-зеленую округлую громадину планеты. Она выглядела влажной и пятнистой, словно огромный гриб-дождевик. Нечистой. У дуги горизонта, на той же высоте, что и транспортник, висел ещё один звездолет — гигантский боевой корабль с тупым носом воинственного вида, с палубами, усеянными орудийными турелями и шипами датчиков. Броню гиганта покрывала мешанина шрамов, среди которых выделялась глубокая борозда в средней части корпуса, след удара, который едва не рассек его надвое. Пробоину явно не ремонтировали, и Уайт подозревал, что любая попытка переместить корабль закончится катастрофой. Левиафан получил смертельную рану, и мир под ним станет его могилой. Если бы не огоньки, мерцающие в бортовых иллюминаторах, Элиас решил бы, что звездолет уже мертв; прищурившись, майор попытался разобрать выцветшее клеймо названия.
— «Реквием по добродетели», — произнес Катлер, словно заглянув в мысли Уайта. — Чертовски странное имя для боевого корабля.
Внезапно полковник остановился и смерил звездолет взглядом.
— Я не доверяю ему, Элиас. А этой поганой планете я доверяю ещё меньше.
Майор помедлил, не зная, ждет ли Энсор какого-то ответа. Уайт всегда гордился умением читать в сердцах людей, но последние пару лет Катлер шаг за шагом становился всё более переменчивым. Всё началось с Троицы и её колокола — клянусь Провидением, этот наполненный демонами город отбросил на 19-й длинную тень.
— Зебастейн. Эстевано. Кирхер, — командир прожевывал слова по одному за раз, явно не особенно наслаждаясь их вкусом.
— Не пойму, о чем вы, полковник…
— Ещё одно имя, которому я не доверяю. Кирхер — имперский командующий Федры, наш лорд и господин до конца войны, — Катлер кивнул на корабль. — Типчик заправляет всем представлением, скрываясь в этом парящем гробу. Не пачкает свои скрипучие сапоги, только посылает хороших парней гоняться за плохими, дергает ниточки и смотрит, как упадут фишки. Называет себя «Небесным маршалом», что бы, во имя Преисподних, это не значило! Непонятно, откуда он — из армии? Флота? Может, вообще лакей Инквизиции…
Энсор покачал головой.
— Я вообще ничему здесь не доверяю. Это старая война, Элиас. Рядом с ней наше маленькое восстание кажется потасовкой на заднем дворе.
Разозлившись, Катлер всегда начинал растягивать слова, возвращаясь к ефсиманскому говору. Как и Уайт, полковник не заканчивал благородных академий, и это отличало их от большинства представителей арканского офицерства. Да, Энсор был патрицием, но его семья сидела по уши в долгах, поэтому юный Катлер присоединился к Пылевым Рейнджерам, жесткому, но эффективному кавалерийскому отряду. Пока остальные офицеры изучали теорию тактики и стратегии в Темпест-Пойнте, будущий полковник делал себе имя, участвуя в рейдах против диких зеленокожих на Пустошах. Сыромятный жакет, который Катлер носил вместо уставного серого мундира, был наследием тех дней, и в его перевитой шнуровке остались клыки и костяшки пальцев чужаков. Когда Энсор наконец-то получил из Капитолия патент на офицерский чин, на такое одеяние кое-кто посматривал косо. Однако же, ефсиманец не собирался отказываться от жакета. Это была одна из тех вещей, которые делали Катлера самим собой и навлекали на него неприятности. Разумеется, в конце концов Старая Гвардия подрезала Энсору крылышки — полковничьи звезды командир 19-го получил только после окончания войны, и начальство тут же сплавило его в космос.
— Мне это не нравится, Элиас, — Катлер неожиданно уставился на Уайта сверкающими глазами, злобно растянув губы. Взглянув на свирепое, львиное лицо полковника, спутанную бороду и гриву волос, спадающую на плечи, майор почувствовал, что в этом обедневшем аристократе больше дикости, чем в любом северянине. Но больше всего Элиаса беспокоила белизна.
Катлеру ещё не исполнилось пятидесяти, но его волосы были матово-белыми от скальпа до кончика бороды. До Троицы на голове полковника не имелось ни единого седого волоска. Город очень многое изменил в Энсоре, но белизна стала самым явным напоминанием о случившемся. Уайт спросил себя, знает ли Катлер, что подчиненные прозвали его «Белой Вороной» — а если знает, то обращает ли на это внимание?